ЗОДЧИЙ
Я строю храм на золотом песке,
На мраморных осколках и на щебне,
И тёплый давний прах в моей руке,
И думы о былом в моей тоске
Мне всё нужней, утешней и целебней.
Здесь обратились в крошево и тлен
Былые храмы и былые строки;
Стих, что на камне был запечатлен,
След преклонённых некогда колен
Стирают и развеивают сроки.
Я смесь мечу столетнюю в очаг
И вынимаю золотые слитки:
Я мною переписанным не враг,
Я просто помогаю через мрак
Перенести ветшающие свитки.
Я кольца из их золота кую,
Прах замесивши, воздвигаю храмы,
И песни их по-своему пою,
И строки их по-своему крою –
Как в мире все, и всюду, и всегда мы.
МОЙ ПУТЬ В ДАМАСК
Не надо мне подыскивать богов
По нраву и душе; бог сам сумеет
Мне подарить звон истовых оков
И свет, что сердце хладное согреет.
Зачем нам спорить в тщетной простоте
О полумесяце, звезде, кресте?
Кумир, икона, имя – только маска.
Мне далеко до моего Дамаска
И сам я должен выбрать этот путь
Своих опасностей, трудов и страха,
Чтоб после, распростёршись в пене праха,
Господнее величие вдохнуть.
Оставьте проповедь, сердца скрепите,
И бога и меня не торопите.
ЕЩЁ ЛИЧИНЫ
Личины есть у всех, но их не выбирают,
Их получают в дар – как имя, как судьбу,
И каждый, как Голем, несёт свой знак во лбу –
Всем роль отведена, и все её сыграют.
Не всё ли нам равно, кто имя нам нарёк,
Кто предопределил наш беспокойный жребий?
Возможно, он меж нас, а может быть, на небе –
Мы все его узрим, когда настанет срок.
Я движусь по тропе, проложенной личине,
Которую несу уже девятый год.
Я не боюсь зеркал – но зеркало мне лжёт:
Не двое нас – один бреду я по пустыне.
Сквозь дырочки для глаз свой озирая путь,
Я вижу давний дом, где так не любят маску
Привычную мою – и факельную связку
Я вновь тащу – чтоб ей зажечься где-нибудь.
Когда блеснёт огонь, расплавив краски грима,
Когда стечёт с меня личина на песок –
Пойму, что кончен век, и что торопит рок,
И маски больше нет, и смерть необорима.
ПЕНАТ
Глядит с киота маленький пенат,
Как вечный сторож и бессмертный прадед.
Я сыт. Одет. Два года как женат.
Моя жена с родителями ладит.
Моя работа кормит кое-как,
Могу надеяться на повышенье.
Покуда не подорожал табак,
Хотя цена внушает опасенья.
Один мой друг ушёл, другой пришёл
И потихонечку надоедает.
Всё в доме у пената хорошо:
Никто не пьёт, никто не голодает.
Всё хорошо. Так почему же он
Глядит такими круглыми глазами
И даже ночью отгоняет сон,
Боясь, что что-нибудь случится с нами?
Его забота – выше всех забот,
И он глядит на перелёт пернатых
С опаской: вдруг и я пущусь в полёт,
Забывши думать о родных пенатах?