Окумура Масанобу. Портрет Мурасаки-сикибу, ок. 1710 г.
«Неходовой персонаж»
Среди японской словесности «Повесть о Гэндзи» Мурасаки-сикибу — это «классика номер один». Ещё с XII века всю историю сочинительства стали делить на эпохи «до “Гэндзи”» и «после “Гэндзи”». До нас дошло множество свидетельств о том, как «Гэндзи» читали, толковали, обсуждали, играли в героев повести, молились за них… Отдельные рисунки к «Повести о Гэндзи» известны ещё с XI века, а уже от первой половины XII века сохранилась первая рукопись с картинками (не исключено, что существовали и более ранние, но они не сохранились). Эта рукопись, «Повесть о Гэндзи — свитки с картинками» («Гэндзи-моногатари эмаки») — едва ли не первая иллюстрированная книга светского содержания в Японии.
Это не столько изображения отдельных моментов действия «повести», сколько иллюстрации сразу к большим эпизодам или целым главам. Такой подход — как и взгляд на героев «сверху», «сквозь крышу» — закрепился в картинках к «Гэндзи» надолго. Причём речь идёт не только о книгах-свитках, но и о картинах на ширмах, и даже о рисунках на тканях для кимоно.
Тоса Мицуоки, XVII век.
Но все эти книги-свитки с картинками были дорогими и широкому читателю мало доступными. Недаром считалось, что для того, чтобы понять тонкости «Повести о Гэндзи», требуется нарочито учиться. А постепенно уже не только тонкости, но и сам текст стал не каждому понятен — слишком быстро менялся язык.
А для широкого читателя предназначались не рисованные свитки, а дешёвые гравюры и книжки с гравюрами-иллюстрациями. Вот гравюра из такой книжки работы Ноногути Рю:хо — примерного современника Тоса Мицуоки:
Но это — гравюра не собственно к повести, а к её очень сокращённому пересказу «Юность Гэндзи», уже в основном на современном читателю XVII века языке.
А дальше, в XVIII-XIX веках, принцу Гэндзи с гравюрами не очень везло. Он появлялся на гравюрных листах довольно часто — но своеобразно.
Нет, были и вполне «правильные» гравюры к «Повести о Гэнлдзи» с господами и дамами в хэйанских нарядах. Вот, например, гравюра Тории Киёмасы Второго (1735 год):
Лучшие из таких гравюр принадлежат Утагаве Тоёкуни Первому (начало XIX века):
Можно видеть, что Тоёкуни Первый выбирает уже для иллюстрирования вполне определённые, чётко привязанные к тексту сцены. Так же иногда поступал несколько позже и Хиросигэ: вот его гравюры ко второй и пятьдесят первой главам «Повести».
Были и более необычные случаи. Вот гравюра Рю:рю:кё: Синсая (1819 года) — натюрморт:
Это иллюстрация сразу к трём главам «Повести о Гэндзи» — с двадцать второй по двадцать четвёртую («Драгоценная нить», «Первая песня» и «Бабочки»). Внимательный читатель (и пристальный разглядыватель) найдёт на картинке и бабочек (настоящих — хотя в повести речь идёт о соответствующем праздничном танце), и новогоднюю сосновую ветку, и цветущую сливу, и «бородатую корзинку» (с торчащими оттуда прутьями) — подарок Гэндзи и дочери от Акаси, и курильницу с благовониями, и игрушечную лодочку маленькой дочки Гэндзи, и всё прочее. Лодка здесь — тот образ, что связывает три главы воедино. В 22-й описано настоящее морское путешествие (Тамакадзура со спутниками добирается с острова Кюсю в Столицу, опасаясь погони), в 23-й всё будто бы мирно, новогодние подарки и поздравления, в 24-й — праздник на пруду в усадьбе Гэндзи, катание на лодках, но тут же и продолжение приключений Тамакадзуры (разумеется, оказалось, что жить в Столице воспитанницей Гэндзи еще опаснее, чем бежать из провинции от навязчивого тамошнего кавалера…).
Но картинок к собственно «Повести о Гэндзи» было немного (а цикл Синсая вообще, кажется, единственный такой). Подавляющее же число гравюр имело отношение не к самому герою Мурасаки-сикибу, а к бесчисленным переделкам «Повести» — в основном на современный лад. «Гэндзи наших дней», «Гэндзи Восточной Столицы», «Гэндзи-деревенщина» и так далее, и тому подобное.
«Гэндзи для детей», гравюра Куниёси
Гравюра Хосода Эйси
Гравюра Тоёкуни Третьего
Тоже Тоёкуни Третий
А это Утагава Кунитэра
Утагава Кунисада Второй
На большинстве таких картинок в роли Гэндзи выступает завсегдатай весёлых кварталов, а в роли его дам — девицы из тамошних заведений. А иногда мы видим их же, вполне добросовестно отыгрывающих вполне определённые сцены из «Гэндзи».
У Харунобу это сцена из пятьдесят первой главы, «Укифунэ», уже знакомая нам по иллюстрации Хиросигэ (эта пара в лодке — вообще едва ли не самый частый сюжет из «Гэндзи» на гравюрах).
А Хосода Эйси перекладывает на быт весёлых кварталов восемнадцатую главу, «Ветер в соснах».
Иногда и текста-переделки не требовалось. Выбиралась какая-то глава Гэндзи, содержание которой было знакомо покупателю гравюр если не в подлиннике (на это особо не рассчитывали), то по пересказу, — и иллюстрировалась сценкой из вполне современной жизни, имеющей к «Гэндзи» очень опосредованное отношение. Так выпускались целые серии гравюр — по одной на каждую из 54 глав романа.
Вот, скажем, совместная работа Хиросигэ (пейзаж) и Тоёкуни Третьего (фигуры). Побережье узнаваемое? Значит, это глава тринадцатая, про Гэндзи и Акаси, даром что ни того, ни другой не показано, а все изображённые лица — вполне современные, по токугавской моде.
Опять Тоёкуни Третий, Глава 12, где Гэндзи отбывает ссылку.
Он же, глава 43, «Побеги папоротника». Без подписи и не догадаться!
А эти изящные танцы (Утагава Кунисада Второй) — как ни странно, относятся к печальной сорок четвёртой главе, «Бамбуковая река», где обе дочери Тамакадзуры наживают всякие неприятности…
На многих гравюрах можно заметить где-нибудь в углу странные геометрические фигуры: пять вертикальных палочек, по-разному соединённых. Это — старинные знаки для обозначения глав романа: каждая палочка соответствует одной из пяти стихий, а их соединения-сочетания (54 варианта, по числу глав) иносказательно отражают содержание и настроение соответствующих глав. Эти значки служили в кругу почитателей (не обязательно читателей) романа своего рода шифром, годным для многих вещей, распределяемых по главам (такой же код, понятный посвящённым ценителям словесности, каким для приверженцев гадания и прочих тайн оммё:до: служат символы «Книги перемен»). Закрепились 54 знака, прежде всего, как обозначения для видов благовоний. На гравюрах такие фигуры иногда используют не только как указание на главу, но и просто как узорный фон. Например, Утагава Ёситаки:
Это глава 36, «Дуб», где умирает Касиваги; картинка, надо сказать, к содержанию главы не имеет уже совсем никакого отношения — кроме фона!Знаки эти, кстати, можно видеть и на одной из самых поздних, уже мэйдзийских серий «картинок на тему Гэндзи в токугавских декорациях». Это Тоёхара Кунитика, 1880-е годы. С содержанием глав самой «Повести» связи по-прежнему нет — или она такая уж тонкая, что поди её улови:
Глава 38, «Сверчок-колокольчик» — серьёзная и трогательная, на темы монашества. По гравюре Кунитики и не скажешь — но если вспомнить, какие лихие актёр, пьяница и гулящая девица кутили на гравюре Тоёкуни Третьего к той же главе…
Большинство гравюр Кунитики в этой серии — без связи с обозначенными главами:
Глава 32, «Ветка сливы»
Но изредка внезапно всплывают и хэйанские персонажи (глава 10, «Сакаки»):
Так или иначе, постепенно этот вид картинок «якобы к Гэндзи» себя исчерпал. К тому же настали новые времена, японцы с удовольствием обнаружили, что «Повесть о Гэндзи» — это то, в чём они, в виде исключения, опередили Запад: первый психологический роман в мире! И «Гэндзи» начали иллюстрировать уже совсем иными гравюрами. Несколько серий таких гравюр мы рассмотрим в следующих очерках.
Мурасаки-сикибу, работа неизвестного мэйдзийского мастера. Показательно: перед нею свиток, а не книжка-тетрадка, художник уже старается следовать исторической правде.